Дени Дидро
НЕСКРОМНЫЕ СОКРОВИЩА
К Зиме
Зима, воспользуйтесь удобной минутой. Ага Наркис беседует с вашей матерью, а ваша гувернантка подстерегает на балконе возвращение вашего отца; берите, читайте, не бойтесь ничего Но если найдут у вас «Нескромные сокровища», спрятанные за туалетным столом, вы думаете, это удивит кого-нибудь? Нет, Зима, нет, – известно, что «Софа», «Танзай» и «Исповедь»[1] были под вашим изголовьем. Вы еще колеблетесь? Узнайте же, что Аглая не побрезговала приложить руку к труду, который вы принимаете, краснея. «Аглая, – говорите вы, – добродетельная Аглая» Она самая. В то время как Зима скучала, а может быть, и впадала в соблазн наедине с молодым бонзой Аллелуйа, Аглая, невинно забавляясь, посвящала меня в приключения Заиды, Альфаны, Фанни и т.д., снабдила кое-какими черточками, которые мне нравятся в «Истории» Мангогула, пересмотрела ее и указала, как ее улучшить. И если Аглая, одна из самых добродетельных и наименее склонных к назиданиям женщин Конго, она также одна из наименее претендующих на остроумие и наиболее остроумных. Неужели Зиме теперь вздумается разыгрывать скромницу? Еще раз, Зима, берите, читайте, читайте все: я не делаю исключения даже для речей странствующего «Сокровища», которые вам истолкуют так, что это не нанесет ущерба вашей добродетели, если только истолкователем его не будет ни ваш духовник, ни ваш любовник.
Глава первая
Рождение Мангогула
Гяуф Зелес Танзай долго царствовал над великой Чечней; и пока этот сластолюбивый государь предавался наслаждениям, Акажу, короля Минутии, постиг жребий, предсказанный ему отцом его. Зульмис отжил свой век. Граф де… еще был жив. Великолепные Ангола, Мизапуф и другие властители Индии и Азии умерли внезапно. Народы, уставшие повиноваться безмозглым государям, сбросили иго их власти, и потомки этих несчастных монархов бродили, никому не ведомые, почти позабытые, по областям своих империй. Только внук знаменитой Шехерезады утвердился на троне. Он правил в Моголе под именем Шахбагама, когда Мангогул родился в Конго. Как мы видим, гибель нескольких государей печально ознаменовала его рождение. Эргебзед, отец его, не созывал фей к колыбели сына, так как заметил, что большинство государей того времени, воспитание которых было поручено этим женским умам, оказались глупцами. Он удовольствовался тем, что заказал гороскоп некоему Кодендо, личности, которую приятнее изображать, чем знать в жизни.
Кодендо, стоял во главе коллегии гаруспиков[2] Банзы, бывшей исстари столицей империи. Эргебзед назначил ему большую пенсию и пожаловал ему и его потомкам за заслуги его двоюродного деда, превосходного повара, великолепный замок на границе Конго. Кодендо был обязан следить за полетом птиц и состоянием неба и сообщать об этом двору, что он исполнял довольно плохо. Если правда, что в театрах Банзы шли самые лучшие пьесы, а театральные залы были самыми скверными во всей Африке, то, наоборот, местная коллегия жрецов была наилучшей в мире, а предсказания ее наихудшими.
Кодендо, узнав о том, чего хотели от него во дворце Эргебзеда, отправился туда, весьма удрученный, так как бедняга умел читать по звездам не лучше, чем мы с вами. Его поджидали с нетерпением. Первые сановники двора собрались в апартаментах великой султанши. Богато наряженные женщины окружали колыбель младенца. Придворные спешили поздравить Эргебзеда с великой судьбой его сына, о которой он, без сомнения, узнает. Эргебзед был отцом и находил естественным, чтобы в неясных чертах ребенка читали то, чем он некогда будет.
Наконец, Кодендо явился.
– Подойдите, – сказал ему Эргебзед. – Как только небо даровало мне принца, которого вы видите, я велел со всей бдительностью отнестись к минуте его рождения, о чем вас должны были уже уведомить. Говорите искренно с вашим повелителем и смело возвестите ему судьбы, уготованные небом его сыну.
– Великодушный султан, – отвечал Кодендо, – принц, рожденный от родителей столь же знаменитых, сколь и счастливых, не может иметь иных судеб, кроме великих и благоприятных. Но я ввел бы в заблуждение ваше величество, если бы украсил себя наукой, которой не владею. Звезды восходят и заходят для меня так же, как и для других людей, и для меня будущее не яснее, чем для самых невежественных из ваших подданных.
– Но, – прервал его султан, – разве вы не астролог?
– Великодушнейший государь, – отвечал Кодендо, – я не имею чести им быть.
– Но кто же вы, черт возьми? – воскликнул старый, но горячий Эргебзед.
– Гаруспик.
– Тьфу, пропасть! Мне и в голову не приходило, что вы этим занимаетесь. Слушайте, господин Кодендо, оставьте вы в покое ваших цыплят и определите судьбу моего сына, как вы определили недавно бронхит у попугая моей жены.
В ту же минуту Кодендо вытащил из кармана лупу, взялся за левое ушко ребенка, протер глаза, повертел в руках очки, стал разглядывать левое ухо, потом правое и произнес:
– Царствование молодого принца будет счастливо, если только оно будет продолжительным.
– Я понимаю вас, – сказал Эргебзед, – мой сын совершит прекраснейшие деяния в мире, если у него будет на это время. Но, черт побери, я именно и хочу, чтобы мне сказали, хватит ли у него на это времени. Но если ему суждено умереть, не все ли мне равно, был ли бы он величайшим государем, останься он в живых… Я вас призвал для того, чтобы получить гороскоп моего сына, а вы читаете над ним надгробную речь.
Кодендо выразил сожаление об ограниченности своих познаний, но умолял его величество принять во внимание, что и этого вполне достаточно, так как он лишь недавно сделался гадателем. И в самом деле, кем был до того времени Кодендо?
Глава вторая
Воспитание Мангогула
Я не буду останавливаться на первых годах жизни Мангогула. Детство у принцев такое же, как и у других людей, вплоть до того, что принцам дано изрекать множество прекрасных вещей, прежде чем они научатся говорить. Так, сын Эргебзеда, когда ему едва исполнилось четыре года, дал уже материал для целой «Мангогулиады». Эргебзед, будучи умным человеком и не желая, чтобы воспитание его сына велось так же небрежно, как его собственное, заранее созвал к своему двору и удержал при нем значительными пенсиями всякого рода выдающихся людей, какие только нашлись в Конго: художников, философов, поэтов, музыкантов, архитекторов, учителей танцев, математиков, историков, преподавателей военных наук и т.д. Благодаря своим счастливым способностям и продолжительным урокам наставников, Мангогул не упустил ничего из тех познаний, какие молодой принц обычно приобретает в первые пятнадцать лет своей жизни, и умел к двадцати годам пить, есть и спать не хуже всякого властелина его возраста.
Эргебзед, обремененный тяжестью лет, начал чувствовать и тяжесть короны: устав держать бразды правления, напуганный народными волнениями, ему угрожавшими, полный доверия к необыкновенным способностям Мангогула и движимый религиозным чувством, этим верным симптомом близкой смерти, или просто бессмысленной прихотью, свойственной великим мира сего, покинул трон, чтобы посадить на него сына. Этот добрый государь считал своим долгом замолить в своем уединении грехи правления самого справедливого из тех, о которых сохранилась память в анналах Конго.
Мангогул начал царствовать в 1500000003200001 году от сотворения мира, в 3900000700003 году от основания государства Конго; он был 1234500-м представителем своего рода по прямой линии.
Частые совещания с министрами, ведение войн, управление делами научили его в очень короткий срок тому, что ему еще оставалось узнать, выйдя из рук педагогов, – а это вещи немаловажные.
Меньше чем в десять лет Мангогул приобрел репутацию великого человека. Он выигрывал сражения, брал города, увеличил свою империю, усмирил провинции, привел в порядок финансы, содействовал расцвету наук и искусств, воздвигал здания, обессмертил себя полезными учреждениями, утвердил и исправил законы, учредил даже академии и, чего никогда не могли понять ученые его университета, осуществил все это, не зная ни слова по-латыни.
